Неточные совпадения
Кожа лица сморщилась, лицо
стало длинным, как у Василия
Блаженного с дешевой иконы «богомаза».
В течение памятного дня, когда он отыскал Малек-Аделя, Чертопханов чувствовал одну лишь
блаженную радость… но на другое утро, когда он под низким навесом постоялого дворика
стал седлать свою находку, близ которой провел всю ночь, что-то в первый раз его кольнуло…
Все мысли и чувства Аграфены сосредоточивались теперь в прошлом, на том
блаженном времени, когда была жива «сама» и дом стоял полною чашей. Не
стало «самой» — и все пошло прахом. Вон какой зять-то выворотился с поселенья. А все-таки зять, из своего роду-племени тоже не выкинешь. Аграфена являлась живою летописью малыгинской семьи и свято блюла все, что до нее касалось. Появление Полуянова с особенною яркостью подняло все воспоминания, и Аграфена успела, ставя самовар, всплакнуть раз пять.
— Когда она прекратится — никто тебе не скажет. Может быть, тогда, когда осуществятся прекрасные утопии социалистов и анархистов, когда земля
станет общей и ничьей, когда любовь будет абсолютно свободна и подчинена только своим неограниченным желаниям, а человечество сольется в одну счастливую семью, где пропадет различие между твоим и моим, и наступит рай на земле, и человек опять
станет нагим,
блаженным и безгрешным. Вот разве тогда…
Он подбежал ко мне запыхавшись и
стал передо мной в упор, глядя на меня с какой-то тупой, но в то же время и
блаженной улыбкой.
Когда он встал на ноги и вышел в город, ему
стало ясно, что не одной Марье непонятен его поступок, почти все глядят на него, как на
блаженного, обидно и обиженно.
— И ведомо так, — сказал Лесута. — Когда я был стряпчим с ключом, то однажды
блаженной памяти царь Феодор Иоаннович, идя к обедне, изволил сказать мне: «Ты, Лесута, малый добрый, знаешь свою стряпню, а в чужие дела не мешаешься». В другое время, как он изволил отслушать часы и я
стал ему докладывать, что любимую его шапку попортила моль…
Рядом с нею стоял Рябовский и говорил ей, что черные тени на воде — не тени, а сон, что в виду этой колдовской воды с фантастическим блеском, в виду бездонного неба и грустных, задумчивых берегов, говорящих о суете нашей жизни и о существовании чего-то высшего, вечного,
блаженного, хорошо бы забыться, умереть,
стать воспоминанием.
Подкрепились — дьякон и начал сниза «во
блаженном успении вечный покой» и пошел все поднимать вверх и все с густым подвоем всем «усопшим владыкам орловским и севским, Аполлосу же и Досифею, Ионе же и Гавриилу, Никодиму же и Иннокентию», и как дошел до «с-о-т-т-в-о-о-р-р-и им» так даже весь кадык клубком в горле выпятил и такую завойку взвыл, что ужас
стал нападать, и дяденька начал креститься и под кровать ноги подсовывать, и я за ним то же самое.
Блаженная минута!.. Закипел
Мой Александр, склонившись к деве спящей.
Он поцелуй на грудь напечатлел
И
стан ее обвил рукой дрожащей.
В самозабвеньи пылком он не смел
Дохнуть… Он думал: «Тирза дорогая!
И жизнию и чувствами играя,
Как ты, я чужд общественных связей, —
Как ты, один с свободою моей,
Не знаю в людях ни врага, ни друга, —
Живу, чтоб жить как ты, моя подруга!
И другие
стали просить грамотея прочитать китежскую грамотку про житье-бытье
блаженных святых.
Но она может
стать и еще
блаженнее: если она взыщет простого (blossen) единства, о котором тройственность есть лишь откровение.
В купеческих семьях ни одной свадьбы не венчали без того, чтобы мать нареченную невесту не свозила прежде к
блаженному узнать, какова будет судьба ее, не будет ли муж пьяница, жену не
станет ли колотить, сударочек не заведет ли, а пуще всего, не разорится ли коим грехом.
До того были усердны, что вздумали во что бы ни
стало волосиков с
блаженного добыть — пользительны, слышь, очень они, ежель водицы на них налить и той водицей напоить недужного.
Тут разом все вскочили. Большая часть женщин и некоторые из мужчин сели, другие
стали во «святой круг». Николай Александрыч стоял посередине, вокруг него Варенька, Катенька, горничная Серафима и три богаделенные. За женским кругом
стал мужской. Тут были Кислов и Строинский, дворецкий Сидор, Пахом, пасечник Кирилла, матрос. И
блаженный Софронушка, напевая бессмыслицу и махая во все стороны пальмовой веткой, подскакал на одной ноге и
стал во «святом кругу». Началось «круговое раденье».
Только и поняли Божьи люди, что устами
блаженного дух возвестил, что Луша — его дева. Так иные звали Лукерьюшку, и с того времени все так
стали звать ее. Твердо верили, что Луша будет «золотым избрáнным сосудом духа».
И потом
стала говорить, что вот идет посол от закавказских братьев. Наставит он на всяко благо. Забудем скорби и печали, скоро настанет
блаженный день света и славы. С любовью и упованьем
станем ждать посланника. Что ни повелит, все творите, что ни возвестит, всему верьте. Блюдитесь житейской суеты, ежечасно боритесь со злым, боритесь с лукавым князем мира сего, являйте друг ко другу любовь, и благодать пребудет с вами.
— А Оленушке житьецо-то придется, видно, не больно ахти, — говорили на погосте бабы. — Бить
станет сердечную… Недаром
блаженный Ермолке вихры-то натрепал.
Вышел
блаженный на середину сионской горницы и во все стороны
стал платком махать. Потом, ломаясь и кривляясь, с хохотом и визгом понес бессмысленную чепуху. Но люди Божьи слушали его с благоговеньем.
— Помните, бабы, как он Настасье Чуркиной этак же судьбу пророчил? — бойко, развязно заговорила и резким голосом покрыла общий говор юркая молодая бабенка из таких, каких по деревням зовут «урви, да отдай». — Этак же спросили у него про ее судьбину, а Настасья в те поры была уж просватана,
блаженный тогда как хватит ее братишку по загорбку… Теперь брат-от у ней вон какой
стал, торгует да деньгу копит, а Настасьюшку муж каждый Божий день бьет да колотит.
Снова кормщик сел у стола, выдвинул ящик, вынул книгу,
стал ее читать. Все слушали молча с напряженным вниманием, кроме
блаженного Софронушки. Разлегся юрод на диванчике и бормотал про себя какую-то чепуху. А Николай Александрыч читал житие индийского царевича Иоасафа и наставника его старца Варлаама, читал еще об Алексее Божием человеке, читал житие Андрея Христа ради юродивого. Потом говорил поучение...
Обе манатейные, обе постригались в Касимове, обе вместе со слепой матерью Крискентией поселились в убогой келье, уцелевшей от упраздненной пустыни, и
стали жить возле гробницы игуменьи Аграфены из боярского рода Глебовых, почитаемой в окрестности святою и
блаженною.
Все встали и расселись по стульям, один
блаженный все еще бился в припадке на диванчике. Едва переступая, покачиваясь, медленно подошла Катенька к Николаю Александрычу, и тот, хоть и кормщик,
стал пред нею на колени.
Стала Катенька ему «пророчество» выпевать...
Катеньку поместили в комнате возле Вареньки и Дуни. Все вечера девушки втроем проводили в беседах, иной раз зайдет, бывало, к ним и Марья Ивановна либо Варвара Петровна. А день весь почти девушки гуляли по́ саду либо просиживали в теплице; тогда из богадельни приходили к ним Василиса с Лукерьюшкой. Эти беседы совсем почти утвердили колебавшуюся Дуню в вере людей Божиих, и снова
стала она с нетерпеньем ждать той ночи, когда примут ее во «святый
блаженный круг верных праведных». Тоска, однако, ее не покидала.
С того вознесенья
блаженный стал еще глупее, зато
стали считать его еще премудрее.
Человек
стал в собственных глазах как бы художественным произведением: словно огромная творческая сила природы проявляется здесь, в трепете опьянения, для доставления высшего
блаженного удовлетворения Первоединому.
Под эти слова
стали «тризну» [На похоронных обедах сливают вместе виноградное вино, ром, пиво, мед и пьют в конце стола. Это называется «тризной».] пить. Архидьякон Заборского монастыря «Во
блаженном успении» возгласил, певчие «Вечную память» запели. Все встали из-за стола и зачали во свят угол креститься. Князь Алексей Юрьич снопом повалился перед образами и так зарыдал, что, глядя на него, все заплакали. Насилу архимандриты поднять его с полу могли.
Глядя на его тощее, согнутое тело и слушая тяжелые, хриплые вздохи, я вспомнил еще про одну несчастную, горькую жизнь, которая сегодня исповедалась мне, и мне
стало жутко и страшно своего
блаженного состояния. Я спустился с горки и пошел к дому.
Шум их шагов еще некоторое время доносился до него, и он жадно прислушивался к ним, и только когда, кроме завывания вьюги, ничего не
стало слышно, снял шапку и истово перекрестился в сторону едва различаемой громады собора Богоматери, ныне известного под именем Василия
Блаженного, затем огляделся кругом, провел рукой по волосам, уже смоченным снегом, и, опустившись на колени на подмостках виселицы, под мерно раскачивающимися трупами,
стал молиться.
Люди, во что бы то ни
стало старающиеся отвергнуть всякую самобытность в русском народе, пытались доказать, что храм Василия
Блаженного построен или в индийском, или в арабском и мавританском стиле. Но теперь уже доказано, что все его архитектурные особенности — русского характера, проявившегося в русском теремном, церковном и крепостном (башенном) творчестве.
Выкатились в коридор, там слышны
стали визги и
блаженный смех Зины. Шурка воротился задыхающийся, сел опять за переписку. Вошла назад Зина, открытые до локтя руки были выше запястий натертые, красные. Шурка пошел к желтому шкафу взять бумаги. Зина поспешно села на его стул. Он подошел сзади, взял за талию и ссадил. Зина воскликнула...
Религия! Но сестра Елены и все эти спириты так благочестием и пропахли. Они только и говорят о божественном.
Стало быть, можно помирить одно с другим. Уж так и быть, я еще раз отдам себя на съедение
блаженной, чтоб она мне все это растолковала.
Церковное учение дало основной смысл жизни людей в том, что человек имеет право на
блаженную жизнь и что блаженство это достигается не усилиями человека, а чем-то внешним, и это миросозерцание и
стало основой всей нашей науки и философии.